Кто из нас в детстве не читал сказку «Конек-горбунок»? А помните автора? Правильно, Петр Павлович Ершов. Вот уже двести лет он занимает почетное место в русской литературе с ярлыком «автор одной книги».

Но если копнуть глубже, то перед нами, словно таинственная и бурная сибирская река, раскрывается странная мистическая жизнь очень непростого человека.

Слава настигла Петра Павловича в девятнадцать лет — обыкновенный, никому не известный студент. Пушкин, Жуковский, Плетнев были очарованы «Коньком-горбунком», яркий, красочный, необычный, он открывал огромный мир народных сказочных сюжетов. Следует сказать, что в этом литературном жанре добились больших успехов А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, О.М. Сомов, А.Ф. Вельтман, Н.В. Гоголь.

Что нового мог привнести девятнадцатилетний студент? Конечно же, поползли слухи, что никакой он не автор, а так... Что сказку сочинил Пушкин, пожалел бестолкового студента и подарил ему, мол, печатай под своим именем, а я и так уж знаменит. Кстати, такой же шлейф грязных слухов тянулся и за Н. Гоголем. Но это только сплетни скучающих завистников. Хотя влияние Пушкина, его правки и последующая редакция сыграли важную роль в судьбе «Конька-горбунка».

Девятнадцатилетнему Ершову пророчат блистательное литературное будущее. Да он сам о другом и не мечтает. Петра Павловича переполняют творческие планы, надежды, он под покровительством самого Пушкина! Но многие замыслы так и не были осуществлены, а «Конек-горбунок» стал лебединой песней Ершова.

Еще при жизни многие начинания обращались в прах, талант сказочника так и не раскрылся в полной мере, не набрал истинной природной силы, не был должным образом огранен, а постепенно угасал.

Если бы не сказочная удача « Конька-горбунка», взявшего под покровительство своего автора (вот кто был настоящим покровителем!), быть может, и сам Петр Павлович затерялся бы в темных закоулках истории.

Но что случилось? Отчего успех обернулся тяжелым, многолетним жизненным и литературным поражением, а злой рок, преследовавший Ершова, сгубил не только его, но и всех близких ему людей?

Петр Павлович родился в 1815 году в деревне Безру-ково Ишимского уезда, в сибирских бескрайних просторах, куда русские цари любили ссылать не только провинившиеся церковные колокола, но и умных свободолюбивых подданных.

Смею предположить, что верным соратником Петра Павловича все-таки были не друзья и семья, а смерть, вставшая за его спиной в момент рождения и мучившая всю жизнь. Из двенадцати детей мелкого чиновника, служившего в полиции, Павла Алексеевича Ершова и тобольской купеческой дочери Евфимии Васильевны выжили двое — Петр и Николай.

Братья были неразлучны, а в семье царили любовь и уважение. По долгу службы Павел Алексеевич много ездил, семья всюду следовала за ним — Петропавловск, Омск, Березов, — так что в маленьком Петре с детства развивалась страсть ко всему новому, яркому, неожиданному.

Калейдоскоп городов, людей, старых церквей и храмов произвел неизгладимое впечатление, пробудил интерес к истории и любовь ко всему русскому. Он проникся сказками, которые слушал от простых сибиряков, впитывал каждое слово, богатая детская фантазия наполнялась необыкновенными образами — то китом с целой деревней на спине, то Жар-птицей, то Иванушкой-дурачком, ставшим царевичем.

И все было бы хорошо, кабы не нервные припадки маленького Петра. Евфимия Васильевна, похоронившая десятерых детей, пребывала в отчаянии. Неужели еще одна детская смерть? Эпилепсию в то время называли падучей, и с возрастом она могла проходить самостоятельно. Но тогда об этом не знали.

Убитая горем, Евфимия Васильевна уговорила мужа провести мистический обряд, который в Сибири назывался «продать ребенка». Проходил он следующим образом: больного ребенка подносили к окну, мимо которого нарочно проходил нищий. Ему и «продавали» ребенка, спрашивая: «За сколько возьмете?» Ответ простой и один и тот же: «Грош!»

Сибиряки верили, что после всего силы и здоровье возвращаются к больному ребенку. Так и было сделано. Маленького Петра «продали» за грош нищему, после чего припадки как рукой сняло. Кто знает, быть может, в «мистическое» действо вмешались страстное желание матери, ее воля и надежда.

И здоровье на какое-то время вернулось к мальчику. Просто все совпало. А может быть, в ту ночь нищий купил за грош не только болезнь мальчика, но кое-что еще? Спустя много лет с тяжелым и мрачным чувством об этой мистической истории будет вспоминать Петр Павлович.

Чтобы помочь детям получить достойное образование, Павел Алексеевич пишет прошение о переводе в Тобольск. В десять лет Петр приезжает в столицу Сибири, в удивительный город с трехсотлетней историей и каменным кремлем. Если б ему знать, насколько крепко этот ненавистный и любимый город войдет в его жизнь и свяжет с роком!

Именно в Тобольске Петр начинает записывать русские сказки, пословицы и поговорки, учится писать эпиграммы. Все это потом пригодится. Через много лет в светских салонах пустят слух, что за творчеством Козьмы Пруткова стоит Ершов. На самом деле Петр Павлович поделился только несколькими эпиграммами.

В шестнадцать лет Петр Павлович с отличием заканчивает одну из лучших тобольских гимназий, а отец уже пишет прошение о переводе в Петербург. Братья поступают в университет — Петр на философско-юридический, а Николай мечтает стать математиком, благо у него к этому недюжинные способности.

Петербург потрясает царским величием, красотой, роскошью, безграничностью возможностей — средоточием русской культуры и науки. Здесь живут Пушкин и Жуковский, поразившие Петра мощью поэтического дара, заронившие литературное зерно в его сердце — и вот оно проросло. Юный Ершов начинает работать над сказкой. Он мечтает о легкости и глубине стиха, о поучающем нравственном начале, в общем, как у Пушкина. Все слышанное, прочувствованное в детстве требует выхода, обличения в литературную форму, требует жизни и свободы!

Душевные силы приходят в движение, каким-то образом приводя в движение и силы судьбы. Петр Павлович окунается в литературу — вот она, его стезя! Стихи, публикующиеся в рукописном журнале А. Майкова «Подснежник», и сказка пишутся легко, на одном дыхании. Творчество входит в повседневную жизнь, подчиняет себе желания и надежды, становится органической потребностью. I алант рвется на волю.

Сказку «Конек-горбунок» Петр Павлович представляет как курсовую работу по словесности и сдает вместе со всеми студентами профессору П.А. Плетневу, известному поэту и критику. На дворе 1833 год, Ершову девятнадцать лет, но что за странное предчувствие волнует сердце?

По расписанию — лекция по словесности. Входит профессор, хитро посматривая на студентов, открывает чью-то курсовую работу и начинает читать...

Пушки с крепости палят;
В трубы кованы трубят;
Все подвалы отворяют,
Бочки с фряжским выставляют,
И, напившися, народ

Что есть мочушки дерет:
«Здравствуй, царь наш со царицей!
С распрекрасной Царь-девицей!»

Во дворце же пир горой:
Вина льются там рекой;
За дубовыми столами

Пьют бояре со князьями.
Сердцу любо! Я там был,
Мед, вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало.

Петр Павлович потрясен реакцией однокурсников, их аплодисментами. В самое сердце поражают слова Плетнева о его таланте сказочника, о том, что «Конька-горбунька» необходимо показать Пушкину, более того, он готов опубликовать ее в своем литературном журнале «Современник».

И самое удивительное — Плетнев держит слово. И вот уже юный Ершов едет знакомиться с Пушкиным, а затем с Жуковским. Сказку публикуют сразу два уважаемых литературных журнала — «Современник» и «Библиотека для чтения». В девятнадцать лет на Петра Павловича неожиданно обрушивается слава.

Весело, задорно, многообещающе помчался Конек по бескрайним русским просторам, у всех на устах имя молодого талантливого сказочника.

Ершов смущен, пребывает в смятении, но принимает верное и твердое решение — стать профессиональным литератором. Перед внутренним взором проступает рисунок будущей жизни, томит предчувствие невероятного успеха.

Мир господен так чудесен!
Так отраден вольный путь!
Сколько зерен звучных песен
Западет тогда мне в грудь! —

напишет он спустя три года, переживая мрачную депрессию, об этом сказочном времени юности.

Семь изданий выдержит сказка при жизни Петра Павловича. Более сорока поддельных «Коньков-горбунков» общим тиражом 350 тысяч экземпляров выйдет из печати. Ершову подражали, копировали, но превзойти никто не сумел.

$IMAGE51-right$Мгновение — и Петр Павлович на литературном Олимпе. Дело случая? Слепого везения? Тяжелого, напряженного труда? Широкий светлый путь простирался перед ним. Все возможно! У него талант, признание, поддержка самого Пушкина, невероятный успех!

Он скажет свое слово в литературе! Разработает новые жанры, воспоет русскую народную душу и Россию! На весь мир прогремит слава о русских сказках!

Ершов активно участвует в литературной жизни Петербурга, входит в литературный кружок В.Г. Бенедиктова, публикует стихи, балладу «Сибирский казак», драматическую сцену «Фома-кузнец» и пьесу «Суворов и станционный смотритель». Пишет либретто «Страшный меч» о времени князя Владимира, специально сочиняет для актеров русской оперы — Воробьевой, Шелихова, Петрова, учитывая особенности русского фольклора.

В те годы русская опера только зарождалась, появлялись первые громкие имена, первые постановки. Ершов попадает в волну, с упоением работает над фольклорной и исторической тематикой. Он полон замыслов, сил, энергии, у него множество друзей среди литераторов, издателей, композиторов, ученых. Работает во многих жанрах, пробует, испытывает, ищет. Все, все под силу!

Судьба «хрустнула» неожиданно, на самом взлете. И словно молния, пронзила сердце, оставив пепел, медленно разносимый ветром. В безоблачном и ясном небе раздался страшный гром — в казенную петербургскую дверь постучала старая знакомая. Ехидно улыбаясь беззубым ртом, беззастенчиво спросила: «Что, голубчики, не ждали?»

В девятнадцать лет Петр Павлович хоронит отца, через несколько месяцев любимого брата Николая. Жуткая повинность вновь возвратилась в семью. На всем белом свете — он да мать. Евфимия Васильевна, словно свеча, угасала на глазах, всю жизнь она носит черный платок — главный в ее гардеробе.

Горе и беда, несчастья и тяжелые потрясения отныне и навсегда в жизни Петра Павловича.

Старуха за спиной все шепчет и шепчет: «Отдавай! Долг отдавай!» Но какой?

Университет окончен, но в желаемой должности отказано. Что это значит? Невозможность снимать жилье, а значит, зацепиться, остаться в столице. Петр Павлович в отчаянии. Его отец проделал огромный путь из Сибири в Петербург, чтобы дать ему возможность лучшей жизни. И что теперь? Обратно? В сибирскую глухомань? А литература, друзья, публикации?

Ершов борется — обивает пороги, просит друзей о помощи. Все, все напрасно...

«Неужто позабыл? — улыбается старуха беззубым ртом. — Грош цена тебе, мальчик, грош цена...»

Последний вечер в Петербурге, душат слезы, отчаяние, горе. Петр Павлович чувствует: это конец, больше ничего не получится, не удастся. Как все верно и прозорливо:

В последний раз передо мною
Горишь ты, невская заря!
В последний раз в тоске глубокой
Я твой приветствую восход:
На небе родины далекой
Меня другое солнце ждет.

Тобольское солнце Ершов возненавидел с первых мгновений возвращения. На долгие годы Сибирь стала мачехой, укравшей счастье и радость. Он вернулся на родину, словно в ссылку, в которой злая судьба стала еще злее.

Первое время Петра Павловича нигде не берут на работу. Просто не берут, и все. Он впадает в мрачную тяжелую депрессию, растянувшуюся на пять месяцев. Именно в это время он сжигает многое из написанного. Жаль, что только у М. Булгакова «рукописи не горят», у Ершова сгорело все.

Как-то вечером, перелистывая дневник, Ершов горько усмехнулся: на глаза попались записи полугодовой давности. То были жизненные планы, составленные накануне отъезда из Петербурга: путешествие по Сибири, издание журнала, изучение истории, жизни, быта сибирских народов. Смахнув слезу и обмакнув перо в чернильницу, Петр Павлович записал: «Скоро двадцать два года; позади — ничего; впереди... Незавидная участь/»

В конце лета 1836 года Ершов получает назначение в Тобольскую гимназию, ту самую, в которой когда-то учился. Прошлое перебило будущее и, сцепившись с настоящим, уже не отпускало. Он преподает латинский язык в младших классах, затем философию и словесность в старших, организовывает самодеятельный театр. В гимназии плохо — царят бюрократия и подлость, мелочность и интриги, взяточничество и равнодушие.

Для творческих и свободолюбивых людей система образования — вечная каторга, без просвета на освобождение и достойную лучшую жизнь. И литература как-то сама собой отходит на второй план.

Все чаще и чаще он вспоминает детскую историю и, горько вздыхая, шепчет: «Ах, мама, мама, грош цена мне». Но молодость берет свое. Петр Павлович втягивается в рутинное колесо жизни, принимает условия выживания и однообразного сибирского существования. Может, все еще перемелется?

Но беззубая старуха вновь напомнила о себе. В двадцать три года Ершов хоронит мать. Теперь он один на всем белом свете. И где тот Конек-горбунок? Отчего не спасает его, не приходит на помощь?

В 1838 году Петр Павлович берет в жены вдову с четырьмя детьми, Серафиму Александровну Лещеву. Брак удачен, и в тяжелой роковой жизни проступают проблески солнечного света.

Памятник П. П. Ершову в Тобольске

Но огромные душевные силы, заложенные природой, безудержная энергия требуют выхода. Он хочет внести свой вклад в улучшение системы образования. Наивный... Петр Павлович разрабатывает «Программу курса словесности» для гимназий, в которой намечает новые методы преподавания; цель — развитие в учениках самостоятельного мышления, любви к родному языку и литературе. Он считает необходимым ввести в гимназические библиотеки сочинения Пушкина, Жуковского, Гоголя, Карамзина, Марлинского и т.д.

Конечно же, он отошлет ее в министерство народного образования, и на ней благополучно поставят замысловатую резолюцию «не вполне отвечает понятиям воспитанников», то есть положат под сукно. Времена меняются, а чиновники все те же. Готовит статьи «О трех великих идеях истины, блага и красоты, о влиянии их в христианской религии», «О переменах, происходивших в нашем языке, от половины IX века до настоящего времени».

Ершов знакомится с тобольскими декабристами — А. Муравьевым, И. Пущиным, А. Барятинским, В. Кюхельбекером, М.А. Фонвизиным, участвует в музыкальных вечерах. Эти смелые мужественные люди — глоток свежего воздуха в одинокой и ненавистной Сибири. Сердцем и умом он в Петербурге, но понимает, что с четырьмя детьми... вряд ли... вряд ли... Он все сравнивает со столицей — людей, дома, возможности. Все мелко, провинциально, убого и безнадежно. И поди сбеги от этого!

Прекрасно понимает — поддерживая друзей-петрашевцев, рискует погубить карьеру, скатиться вниз по социальной лестнице и больше не подняться. Но не отступает, не предает. И в больших и малых делах верен себе, своим принципам, нравственным представлениям. Изредка Петр Павлович пишет стихи, либретто оперы «Жених-мертвец», задумывает грандиозную десятитомную сказку-поэму об Иване-царевиче. Находит силы иронизировать над собой:

Не дивитеся, друзья,
Что так толст и весел я:
Это — плод моей борьбы
С лапой давящей судьбы;
На гнетущий жизни крест
Это — честный мой протест.

И между всеми этими делами в двадцать пять лет хоронит первенца — дочь, через год — вторую дочь, а еще через год — жену. В тридцать лет Петр Павлович вдовец с четырьмя детьми на руках. Через полтора года он женится на Олимпиаде Васильевне Кузьминой.

Что уж гадать, спустя шесть лет он ее похоронит. А из пятнадцати детей выживут только шестеро. Но самое страшное, наверное, случилось в тридцать девять лет, когда в течение недели Петр Павлович похоронил сына Николая и дочь Ольгу. Жестокий рок не отступал, гнал, гнал...

И где тот Конек-горбунок со сказочной удачей и силой? Жизнь сибиряка, словно греческая трагедия Эсхила, затерялась в исторической тьме. Кто найдет ее, расчистит, покажет миру? Ершова томит и съедает мрачное предчувствие — не вырваться, только и осталось тянуть крест до конца.

Он предпринимает попытки вернуться в большую литературу — пишет цикл рассказов «Осенние вечера», пьесу «Купец Базим, или Изворотливость бедняка», пытается работать над «Сибирским романом», занимается переводом «Страданий Иисуса Христа» К. Брентано (работа была случайно обнаружена в 2005 году).

Но все это проходит незамеченным. А грандиозный замысел десятитомной поэмы остановился на первых строках. Быть может, этому препятствовали большие расстояния? Хотя... Что мешало Плетневу опубликовать «Осенние вечера» сразу, а не через семь лет после их получения? Ершов не высказывает никаких претензий, ведь тогда можно лишиться и того, что есть, — редких публикаций.

Но создавать видимость, что все в порядке, когда многие друзья откровенно идут на подлость или пренебрежение, невыносимо. Угнетенность однообразным существованием, горькая мучительная память о юношеском успехе, неудовлетворенность жизнью, горе и несчастья необратимо меняют характер Петра Павловича — он становится раздражительным, замкнутым, нелюдимым, чрезмерно религиозным.

Но вдруг вокруг меня завыла

Напастей буря, и с чела

Венок прекрасный сорвала

И цвет за цветом разронила.

Все, что любил, я схоронил.

Даже назначение директором гимназии, которого пришлось долго ждать (из-за связей с декабристами и петрашевцами), и начальником дирекции училищ Тобольской губернии мало что меняют в личной жизни, в ее ощущении и восприятии. Если мир и делится на победителей и побежденных, то Ершов отнес себя к третьему типу — обездоленных.

Но сколько добрых дел Петр Павлович успел сделать! По его настоянию в Кургане, Тюмени и Ишиме открываются женские школы, в Тобольской гимназии вводится курс естественных наук, библиотеки пополняются новыми книгами. Несмотря на должность, жалованье скудное, правда, на взятках можно шикарно жить, но благородный и гордый Петр Павлович верен моральным принципам, оттого беден, снимает казенную квартиру.

И где тот Конек-горбунок? Словно счастье и удачу, отмеренные ему, он с легкой руки подарил уродцу-коню, а светлый широкий путь разменял на грош безымянного нищего.

В 1858 году происходит чудо: Ершова отправляют на целый месяц в служебную командировку в Петербург. Он волнуется, переживает: как там, что там? А вдруг... Город юности и надежд, любимый и прекрасный... Двадцать лет ожиданий...

Одинокий и забытый, бродил он по петербургским улицам и тяжело вздыхал — все прошло, все... В дневнике Ершов запишет: «Отвыкнув от многолюдства, я с каким-то невольным удивлением гляжу на эти толпы, которые снуют взад и вперед по всем улицам, особенно по Невскому проспекту».

Чужой на празднике жизни, в чужом и холодном городе. Так состоялось примирение с Тобольском и прощание с Петербургом. Сколько было на его веку горьких разочарований...

Через четыре года Петр Павлович подаст в отставку.

Вскоре Ершов тяжело заболевает, благодаря заботам бывшего ученика Дмитрия Менделеева (а может, это еще один смысл его жизни — взрастить великого ученого?) наконец-то получает пенсию — 1080 рублей в год. А ведь ему только пятьдесят.

В 1865 году доходит весть о постановке в Петербурге балета «Конек-горбунок». Петру Павловичу и радостно, и грустно. Он давно уже ничего не пишет. Много лет вместо творчества он боролся за жизнь, за кусок хлеба и всегда проигрывал. Сердце устало от горя и несчастий, постигших его. Хочется покоя, только покоя...

«Все... все прошло...» — тихо шепчет беззубая старуха и присаживается рядом, она и сама уже от всего устала.

Он чувствует — доживает, мучительно и тяжело, как всю жизнь после девятнадцати лет. Часто сидит на берегу реки и играет на флейте. Одиночество — верный и постоянный спутник. Жизнь проносилась бурным потоком, не тревожа, не увлекая его. Вот уже и на Урал проложили железную дорогу, и через всю Россию скоро протянется телеграф.

Только где же Конек-горбунок, принесший славу создателю и растворившийся в солнечных бликах литературной сокровищницы?

источник