Польский министр подтвердил, что возрождение украинского государства — в интересах Польши. Он добавил, что настоящим врагом для его страны всегда были россияне, которые «использовали украинских националистов для организации геноцида». Это напоминает украинскую версию, в соответствии с которой НКВД несёт ответственность за Волынь.
Хорошо, допустим.
Допустим, что Волынская резня была организована "москалями".
Не может же такой приличный человек, аристократ и министр, брехать, как шелудивая шавка.
Но...
Но в таком случае, получается, что
пан Роман Шухевич ("Тур"), командующий УПА, отдавший приказ о начале резни,
и пан Микола Лебидь ("Рубан"), глава безпеки УПА, предписавший "очистить всю революционную территорию от польского населения",
и пан Иван Климчишин ("Крук"), создававший первые отряды "резунов",
и пан Петро Нетович ("Хлопець"), первым (в Парослях) внедривший технологию расчленения людей заживо,
и пан Иван Литвинчук ("Дубовой"), угощавший матерей бульоном из их детей в обмен щадя одного,
и другие-прочие паны,
и их храбрые хлопцы, бесстрашно сражавшиеся с лютым врагом (об этом - ниже),
как в гражданской одежке, так и в военной форме (и об этом - ниже),
состояли на службе в НКВД, борясь за дело коммунизма и власть Советов.
Этот вывод единственно логичен, и я от души поздравляю бабуинов с тем, что правда наконец-то, после стольких лет замалчивания, прозвучала на высоком европейском уровне... (горькая ирония от Льва Вершинина)
Теперь насчёт сражений с лютым врагом (18+):
Фотография выше сделана почти 70 лет назад. Ребенок на фото - 2-летняя Чеслава Хжановская из деревни Куты (Косовский р-н Ивано-Франковской обл., Зап. Украина). Ребенок ангельского вида смотрит в объектив камеры... Это её последнее фото. В апреле 1944 г. на деревню Куты напали бандеровцы. Спящую Чеславу ночью закололи штыком в детской кроватке. За что ? - За то, что она была не-украинка.
2-летнюю Чеславу Хжановскую проткнули штыком. А 18-летнюю Галину Хжановскую бандеровцы увели с собой, изнасиловали и повесили на опушке леса. На снимке ниже - Галина Хжановска, деревенская девчонка в национальной рубашке, широко улыбается в камеру. За что её изнасиловали и повесили?- За то же самое. Он была не-украинка.
Все не-украинцы в селе Куты подлежали уничтожению. Таковых набралось около 200 человек - поляков и армян. Да-да, армян. Было в Речи Посполитой такое небольшое нацменьшинство, польские армяне. Жили они в Карпатах еще со времен Средневековья. Больше не живут. Всех вырезали вместе с поляками в 1944 г., когда Волынская резня докатилась до Прикарпатья.
В селе Куты были смешанные семьи. У поляка Франциска Березовского была жена украинка. А у жены - племянник-бандеровец. Франциску Березовскому отрубили голову, положили на тарелку и преподнесли жене в "подарок". Преподнес её же племянник. После этих издевательств женщина сошла с ума. Подстрекательством к резне среди бандеровцев занимался местный священник-униат.
Все перечисленное выше - Волынская резня, один из эпизодов . Что такое Волынская резня? - Это этническая чистка Западной Украины от не-украинцев в 1943-44 гг. Главным образом резали поляков (их было больше всего), ну и остальных до кучи. Проводили чистку боевики из Украинской Повстанческой армии (УПА). Их так и называли - резуны. Зачем? А зачем незалежной Украине жители не-украинской национальности?
Зачем бандеровской Украине вот эта польская семья Клещинских (вырезана 16.08.1943 г. в г. Подярков, Львовская обл.)?
Или вот эта полька Мария Грабовская с дочкой 3 лет (убиты бандеровцами 10.11.1943 в селе Бложев Горна, Львовская обл.)?
Или вот этот поляк Игнаций Замойский с дочкой 15-ти лет. 22 января 1944 г. их задушили удавкой в селе Буще, Бережанский р-н Тернопольской обл.
В тот же день , 22 января 1944, в селе Буще бандеровцы убили и вот эту женщину с 2 детьми (польская семья Попель) . Но они сами виноваты. Они же, все трое, были неправильной национальности.
А вот польская семья Шайер, мать и двое детей, вырезана у себя в доме во Владинополе в 1943 г.
Трое из более чем 80 000 жертв Волынской резни.
30 августа 1943 г. банда УПА под командованием Ивана Климчака по кличке "Лысый" вырезала польское село Воля Островецкая. Резуны убили 529 человек, в том числе 220 детей. Поляк Генрих Клок чудом выжил в тот день, он был ранен и его приняли за мертвого. Рядом с ним, над трупом жительницы села Марии Есинюк сидел её 5-летний сын, и просил маму идти домой. 5-летний ребенок не мог понять,то мамы больше нет. К мальчику подошел бандеровец и убил выстрелом в голову.
Логика геноцида - детей в живых оставлять нельзя. Украинские нацисты из УПА научились этому у немцев. Тот же главарь банды "Лысый", который вырезал село Воля Островецкая, до прихода в УПА был полицаем. Служил у немцев в 103-м батальоне шуцманшафта ("охранная полиция", каратели). Полицаем был и "главнокомандующий" УПА Роман Шухевич (201-й батальон).
Еще яркий эпизод национально-освободительной борьбы, село Катериновка, май 1943:
Девочку в центре, Стасю Стефаняк убили из-за отца-поляка. Её мать Марию Боярчук, украинку, в ту ночь убили тоже. Из-за мужа.. Смешанные семьи вызывали особую ненависть резунов. В селе Залесье Коропецкое (Тернопольская обл.) 7 февраля 1944 г. был еще более жуткий случай. Банда УПА напала на деревню с целью резни польского населения. Около 60 человек, в основном, женщины и дети, были согнаны в сарай, где их сожгли заживо. Один из погибших в тот день был из смешанной семьи - наполовину поляк, наполовину украинец. Бандеровцы поставили ему условие – он должен убить свою мать-польку, тогда его оставят в живых. Тот отказался и был убит вместе с матерью.
Резуны УПА напоминали красных кхмеров времен Пол Пола в Камчучии. Те вырезали пол-страны орудуя простой мотыгой ("полпотовской тяпкой"). Резуны УПА тоже использовали простые подручные инструменты. Например - двуручную пилу.
Из показаний свидетеля Тадеуша Которского, жителя польского села Ружин (15 км от Ковеля):
"11 ноября 1943 г. наша группа самообороны в колониях Ружин и Трускоты отбивала попытки группы УПА ворваться в эти села. На другой день мы покинули Трускоты. Там получил тяжелое ранение в ногу Стефан Сковрон, 18 лет, полный сирота, являвшийся моим хорошим товарищем. Мы оказали ему возможную первую помощь, и он попросил нас оставить его возле дома нашего соседа Гната Юхимчука. На другой день Стах Шимчак пошел забрать Стефана. Оказалось, что его уже нет в живых. У него был распорот живот, вытянуты все внутренности, выколоты глаза, а с ног сняты ботинки. Вскоре его брат Зигмунд опознал эти ботинки на жителе села Люблинец Леньке Аксютиче.
Большой трагедией для меня стала смерть украинцев Ивана Аксютича и его сына Сергея осенью 1943 года. Человек в годах, Аксютич Иван хорошо жил со своими соседями, не вступал ни в какие политические интриги, имел смелость не поддерживать украинских националистов. Убили его в селе Клевецк с участием племянника Леонида, который для родного дяди избрал страшную смерть – распилил живое тело пилой. Его сына Сергея оуновцы застрелили".
Бандеровец Лёнька Аксютич, которого описывает свидетель, типичный резун УПА. Нашел раненного поляка, вспорол живот, вынул внутренности, снял ботинки. Родного дядю-украинца, который не поддерживал бандеровцев, пилой распилил живьем.
Двуручная пила - хорошо, но долго. Топором быстрее. На снимке - зарубленная бандеровцами польская семья в Мациеве (Лукове), февраль 1944 г. В дальнем углу на подушке что-то лежит. Отсюда плохо видно.
А лежат там - отрубленные человеческие пальцы. Перед смертью бандеровцы пытали своих жертв.
И это правильно. Нельзя, чтобы не-украинские национальности умирали просто так. Надо - в мучениях.
В ходе Волынской резни бандеровский садизм в отношении жертв расцвел самым пышным цветом. На снимке ниже - жертва нападения банды УПА на пассажирский поезд Белжец - Рава-Русская 16 июня 1944 г. Нападение совершила банда Дмитро Карпенко по кличке "Яструб". Карпенко-Яструб - бандеровский "герой", награжден высшей наградой УПА - Золотым крестом «За боевые заслуги» I степени. 16.06.1944 г. его банда остановила пассажирский поезд в районе Равы-Русской, отсортировала пассажиров по национальному признаку (там ехали поляки, украинцы и немцы). После чего поляков отвели в лес и убили.
Польская женщина на фото ниже тоже ехала в этом "поезде смерти". У неё вспорот живот, отрублена топором рука. В общем, боевые заслуги I степени...
Польское село Липники (Костопольский район Ровенской обл.), 26 марта 1943 г. Ночью на эту деревню напала банда под командованием героя УПА Ивана Литвинчука по кличке "Дубовый". Началась дикая резня. Герои убили 179 человек, в том числе 51 ребенка. Среди погибших - 174 поляка, 4 еврея и одна русская женщина.
В ту ночь от рук героев едва не погиб будущий первый космонавт Польши Мирослав Гермашевский. Ему было 2 года. Его семья приехала в Липники в самом начале 1943 г., надеясь укрыться от разгоравшегося на Волыни бандеровского террора. Таких беженцев было полное село. Гермашевских приютил в своем доме местный поляк Якуб Варумзер. Бандеровцы сожгли дом, Варумзеру отрубили голову, деда Мирослава Гермашевского убили 7 ударами штыка. Мать схватила 2-летнего Мирослава и побежала по полю в сторону леса. Ей стали стрелять вслед. Она упала и потеряла сознание от страха. Они решили, что убили её.
Через час она пришла в себя и смогла укрыться в лесу. Тут шок немного отступил и она поняла, что потеряла ребенка на поле. Выронила, когда бежала. Утром отец со старшим братом бросились искать маленького Мирко. Все поле было усеяно трупами. Неожиданно брат увидел в снегу черный сверток и в нем - ребенок, который не подавал признаков жизни. Поначалу посчитали, что Мирослав замерз. Сверток принесли в деревню, стали отогревать. Неожиданно ребенок зашевелился и открыл глаза. Мирослав выжил, стал первым польским космонавтом .
На фото ниже: Мирослав Гермашевский (слева) и крестьянин из Липников Якуб Варумзер (справа), которому бандеровские резуны отрубили голову.
Сегодняшние бандеровцы любят рассказывать, как УПА будто бы боролась с немецкими оккупантами тоже. А вот 12 марта 1944 г., банда боевиков УПА и 4-й полицейский полк дивизии СС «Галичина» совместно напали на польское село Паликровы (бывшее львовское воеводство, ныне - территория Польши). Это было село со смешанным населением, примерно 70% поляков, 30% украинцев. Повыгоняв жителей из домов, полицаи и бандеровцы начали сортировать их по национальному признаку. После отделения поляков – их расстреляли из пулеметов. Погибло 365 человек, в основном женщины и дети.
А вот социальная реклама во Львове, 2009 г. Дивизия СС "Галичина". Они защищали Украину, значит...
Волынская резня началась 9 февраля 1943 г. с нападения банды УПА на село Паросля, где было убито около 200 поляков. Организаторами Волынской резни были вожди УПА - Роман Шухевич, Микола Лебедь и Роман Клячкивский. Однако устраивая резню польского меньшинства на Зап. Украине предводители резунов кое о чем забыли. Об украинском меньшинстве в Юго-Восточной Польше. Украинцы жили там среди поляков, веками и на тот момент их было до 30% от всего населения. "Подвиги" бандеровских резунов на Украине аукнулись в Польше, местным украинцам. Хотя , может, вожди УПА на то и рассчитывали?
Весной 1944 г. польские националисты провели серию акций возмездия украинцам в Юго-Восточной Польше. Пострадали, как обычно, ни в чем не повинные мирные жители. По разным оценкам было убито от 15 до 20 тысяч украинцев. Число поляков - жертв ОУН-УПА около 80 тысяч человек.
Самой крупной акцией было нападение отряда Армии Крайовой на село Сагрынь (Польша, Люблинское воеводство) 10 марта 1944 г. АКовцы убили около 800 украинцев, село сожгли. На снимке: бойцы Армии Крайовой на фоне горящего села Сагрынь:
Еще Сагрынь: поляк из Армии Крайовой у трупа убитого украинца.
Вторым крупным эпизодом была резня в селе Верховина (Люблинское воеводство), 6 июня 1944 г. На село напали боевики NSZ ("Народове Силы Збройны"), ультра-правой подпольной организации, конкурировавшей с АК. Убито 194 украинца. На фото ниже - село Верховина, советские офицеры (Вост. Польша в тот момент была занята Красной Армией) расследуют массовые убийства украинцев в селе:
Новая про-коммунистическая власть, установленная в освобожденной Польше Красной армией и Войском Польским не дала националистам устроить полномасштабные акции мести украинцам. Однако бандеровские резуны добились своего: отношения двух наций были отравлены ужасами Волынской резни. Дальнейшее их проживание вместе стало невозможным. 6 июля 1945 г. между СССР и Польшей было заключено соглашение «Об обмене населением». 1 миллион поляков поехал из СССР в Польшу, 600 тысяч украинцев - в обратном направлении (операция "Висла"), плюс 140 тысяч польских евреев отправились в Британскую Палестину.
Парадокс, но именно Сталин оказался человеком, который цивилизованно решил национальный вопрос на Западной Украине. Без отрезания голов и потрошения детей, путем обмена населением. Конечно, не все хотели покидать родные места, часто переселение шло принудительно, но зато почва для резни - национальная черезполосица - была ликвидирована.
А вот с резунами УПА советские власти, а также власти послевоенной Польши и Чехословакии развернули непримиримую войну. Выше уже говорилось про ужасы бандеровской резни в селе Воля Островецкая 30 августа 1943 г. Убили больше 500 человек, включая 5-летнего пацана, который сидел у трупа матери и просил маму вставать и идти домой. Главарь банды УПА Иван Климчак по кличке "Лысый", который все это устроил, вряд ли думал, что когда-то придется отвечать за содеянное.
В 1944г. бывшего полицая и резуна настигла заслуженная пуля НКВД. Труп "Лысого" подвесили на всеобщее обозрение в Шацке (Волынская обл.). Ниже - его посмертное фото. Как говорится, собаке – собачья смерть:
В 1950 г. получил свою пулю и "главнокомандующий" УПА Шухевич.
От УПЫрей была очищена и территория Польши. На снимке: Польша, 1947 г., польский офицер допрашивает пленных бандеровцев.
Чехословакия, 1945 г. Эти резуны тоже отвоевались. Зацените лица - все как из одного полена вырублены.
1950 г. Магадан. Прииск. Бандеровцы заняты общественно-полезным трудом, пополняют золотой запас СССР.
Ну а вот этому повезло меньше. Референт Службы Безопасности ОУН Иван Дийчук по кличке "Карпатский".
В современном искусстве это называют инсталляция. Инсталляция с дохлым бандеровцем и носилками была выполнена НКВД в селе Татарье Закарпатской обл.
Польский памятник жертвам Волынской резни.
Надпись внизу в переводе на русский звучит как: "Если я забуду о них, ты, Боже на небе, забудь про меня".
Памятник 5-летнему мальчику , Роме Таравскому. Стоял в поселке Великий Любень (Львовская обл.).
Мальчика убили бандеровцы. Памятник снесён - современными бандеровцами.
***
"Леа". Рассказ Станислава Сроковского
Очень ЖУТКИЙ рассказ, который НЕ НУЖНО читать детям и впечатлительным людям.
Именно такими методами бандеровцы "добывали независимость Украины".
Леа
Эту историю дедушка Игнатий рассказывал шепотом, время от времени посматривая на мать, и видя ее пустые глаза, исчезающие в бездне, он прекращал рассказ и вздыхал. Он был уверен, что я сплю на печке, так как ночь запустила уже свои глубокие темные корни в земле, а лампа мерцала, словно желая потухнуть. Поглядывая в мою сторону, он напрягал взор, чтобы меня увидеть, но спрятанного под одеялом и толстым пледом матери, он не мог меня приметить.
Но я его видел отлично. Был как большой холм, возвышающийся над предметами, но на тот раз он мне показался необыкновенно маленьким и грустным, а его правая лопатка опадала к полу, как бы в рассказе необходима была некая асимметрия, нерегулярность тела. Чем глубже он углубляйся в историю, тем больше склонялся к земле.
Мать, притихшая, слушала его, как бы замыкаясь в себе, а ее легкие повисли на проволоке и таяли в горячем воздухе лета. Отец же прятался в крайнем и непроницаемом молчании, не вздыхая и не говоря своих любимых слов: «Боже, Боже», предостерегающих его от надвигающейся опасности. Он выглядел как придорожная фигура – согнутая, со свисающими руками, застывшая на веки.
- Ну, слушайте – говорил дед, как бы пытаясь вернуть родителей к жизни - слушайте – говорил, веря в то, что в таком состоянии они смогут найти в себе необходимую жизненную силу.
Правда, они даже не вздрогнули, но дедушка, удовлетворенный, что поднял тревогу, продолжал свой рассказ.
- Ну, а когда дяденька спрятал их в специальной каморке, с выходом в шкаф, и доделал искусственную стену, им казалось тогда, что они спокойно дождутся весны. Красивая Леа, как ее звали в деревне и ее двое детей, старший сын, уже юноша, Эммануэль и пятилетняя доченька Стела, были в безопасности, и, только черт мог их там найти. А как я вам уже говорил младшего сына Мошку и старого Арона зарубили топорами.
Дедушка замолчал и посмотрел на мать, видя ее пустые, отсутствующие глаза кашлянул, давая знак, что он все еще здесь, а затем, глядя на свои тяжелые руки, продолжал рассказ:
- Дядя, как вы сами знаете, живет у леса, как я, почти в самом лесу. Редко кто-нибудь туда заходит. Хорошее место для укрытия. Вокруг одни косули бегают, иногда какой-то кабан появится либо олень заглянет, но случайного человека редко там встретишь.
В прошлом дядя работал лесником и к нему часто приходили люди из леса и других деревень; поболтать, поразведать, что и как, нередко бутылку приносили выпить, да забыть о тяжелой жизни, но в будние дни, никто дяди не посещал. А с тех пор, как во всем округе начал черт кружить и в дома заглядывать, дядин дом и совсем стали стороной обходить. Так как они боялись этого опасного места на краю света, где сам сатана может к нему зайти, чтобы в карты поиграть, а может и позвоночник переломать. Однако, слава Богу, никто такой не заходил, и позвоночник у дяди оставался целым. Казалось, что мир забыл о дяде. И это ему не мешало. Никто даже и не подозревал, что он прячет евреев. Отшельник, нелюдим, только за пчелами ухаживает да носа из дома не высовывает. А по правде говоря, он часто ежился от страха, глядя в глубину темного леса, слыша далекие выстрелы и чьи-то крики. Он стоял на крыльце и прислушивался крадущимся по лесам заблудившим духам. Люди из деревни все реже и реже заходили сюда, даже за грибами. Конечно, кое-где было слышно, что происходит что-то нехорошее, но дяди никто вреда не наносил. Он был покладистым человеком. Он был в дружеских отношениях с украинцами, евреями и с румынской колонией за рекой, и с армянским хутором; никто никогда не был с претензиями к нему. Он был порядочный человек и всегда по возможности помогал людям. Если нужно было, принес кому-то банку меда и не взял за это ни копейки. Или в город бесплатно подвез, к врачу или к судье, то пожертвовал на школу больше других. Народный Дом в деревне построил. Клуб смастерил такой, что весь район завидовал, так как плотником он был хорошим. Одним словом, никто не мог к нему по малейшему поводу пристать. Потому он и сидел дома как у Бога за пазухой. Но сами знаете, какие времена пришли, люди думали по-разному. Одним казалось, что лучше в центре деревни жить, потому что вместе надежнее и безопаснее, другим наоборот, как можно дальше, так как туда никто не заглядывает, хотя еще другие рассказывали, что как раз наоборот, сперва как раз туда зайдут, а только потом в деревню. Так или иначе, дядя из леса не выходил. Он спрятал у себя красивую Леу и ее двое детей, кормил их, ночью разрешал выходить из укрытия распрямиться, а потом опять закрывал за ними шкаф. Тетя Катя, как сами знаете, женщина святая и смиренная. Лее на ночь кипятила молоко, приносила яйца, иногда кусок кошерного мяса, потому что еврей не каждое мясо ест, так что на голод жаловаться не могли, хотя знаете, что евреи, укрывающиеся в лесах, умирали от голода. И так продолжалось до весны сорок третьего года. Однажды вечером – громко вздохнув, дедушка на минуту замолчал – слышит дядя: стучат в дверь. Волей-неволей идет и открывает. На пороге стоят два незнакомых мужчины в кожаных куртках и спрашивают разрешение войти. Дядя спрашивает, в чем дела, а они что идут издалека и зашли согреться, так как хотя весна и близко, по вечерам все-таки холодновато. Дядя без слов впускает их в избу, и, усаживая их, он просит тетю Катю подать горячего молока, но они не хотят молока, предполагают липового чая. Они пьют в молчании поданный тетей чай, а дядя присматривается им, пытаясь вспомнить, откуда он может их знать. Он напрягает память, но зря, не узнает их, хотя он знает людей из целого округа.
«Вы откуда?» - наконец спрашивает их дядя, а они изысканно отвечают ему по-польски, что из-под Галича, идут проведать знакомых, но немножко заблудились, так как тропы извилистые, а лес темный, так и попали в его дом. Дядя удивился, что из-под Галича, это приличное расстояние и целый день дороги, чтобы сюда попасть, а они даже не устали, но говорить ничего не стал, словно чувствовал, смотря на низ, что нельзя ему много говорить. И потому молчит. А они очень вежливы, любезны, улыбаются, спрашивают про здоровье и говорят, что им нравится царящий здесь покой, уединение и тишина. И спрашивают, далеко ли до деревни, посещает ли кто-нибудь дядю оттуда, а дядя, покачивая головой, говорит, что нет, так как время опасное. Они соглашаются, что время неспокойное и допрашивают, кто живет в деревне, и дядя объясняет, что поляки, украинцы и в колонии немцы, далее румыне и армянский хутор.
«А евреи?» - спрашивает один.
Дядя чувствует, что в этом вопросе кроется какой-то подвох и отвечает, что конечно, евреи жили, но вот уже год как их нет, кого взяли в гетто, кто удрал неизвестно куда. Понятно, понятно, покачивают головами, но расспрашивают дальше, не прячутся ли евреи в лесу, потому что холодно и наверно им нужна помощь. Дядя отвечает, что ничего не знает о скрывающихся евреях, и тогда наклонившись к дяде, они тихо говорят ему, что они из такой организации, спасающей евреев, и если он хочет помочь им, то может смело сказать, где они находятся.
Тетя молчит, а дядя удивился, что его спрашивают о таких вещах. Мужчины присматриваются тем временем стенам и захваливают большой дядин дом и интересуются, есть ли у него больше комнат. Дядя отвечает, что у него две комнаты, тогда они, что хотели бы переночевать, так как время уже позднее, а завтра поутру пойдут дальше. Дядя чувствует каждый удар своего сердца. Он знает, что красивая Леа слышит их разговор, потому что стены тонкие, и боится, чтобы кто-то из детей не раскашлялся.
Но, слава Богу, царит идеальная тишина, как бы кроме их никто больше здесь не жил. Тетя идет в другую комнату стелить постель, вся дрожа внутри, а незнакомцы все о том же. Они повторяют, что им здесь очень нравится, и благодарят за гостеприимство. Еще раз тихо говорят, что приехали из-под Галича, чтобы вывезти отсюда евреев в безопасные места, и что помогут им в этом знакомые из-под Горожанки, а он, дядя, если что-нибудь вспомнит о прячущихся евреях, пусть скажет им завтра. Они весьма любезно пожелали дяде и тете спокойной ночи и пошли спать. Дядя и тетя не спали целую ночь и перешептываясь, терялись в догадках, что это за люди, чего они на самом деле хотят, что им делать, рассказать им о Лее или нет. Наконец решили, что не разоблачат себя, только пугала их мысль о том, что маленькая Стела ночью начнет стонать, кашлять либо будут у нее плохие сны и чужие сразу поймут, что здесь находится кто-то еще, и хотя они выглядели на порядочных людей, никто не знает кто они в действительности. Очень тяжела была эта ночь для дяди. Утром он встал уставший, с отеками под глазами, весь словно измятый. Тетя смотрела под ноги и молчала.
На рассвете гости проснулись, выпили по стакану чая и съели по ломтику хлеба с маслом и сыром, а на прощание еще раз спросили, нет ли в округе евреев. А когда в очередной раз услышали, что дядя ничего об этом не знает, как-то странно посмотрели на него, потом глянули на шкаф, обменялись взглядами и, поблагодарив за приют, ушли.
Дядя только теперь почувствовал, как вспотел. Он решил, что красивую Леу и детей переселит на чердак или в сарай. Будет там, по правде говоря, холоднее, но попросторнее. В сарае находится тоже такой сусек, который можно обить досками и засыпать соломой, так что никто не заметит, что кто-то что–то здесь проделывал. На следующий день он вывел Леу и детей в сарай. В ближайшие дни ничего не произошло, хотя ему казалось, что какие-то тени скользят вдоль стен, когда он выглядывал в окно или ночью какая-то собака выла поблизости.
Прежде чем тетя шла накормить Лею, дядя обходил целый дом, чтобы проверить нет кого-то чужого.
Однажды, когда сидели за столом, тетя спросила:
- А может, следовало бы сказать, что мы прячем евреев. Они спасли бы их, а так мы не знаем, как долго мы еще сможем их скрывать и что дальше будет с Леей.
- Откуда мне якобы знать, что они спасут Леу? Всякого рода швали развелось сейчас на земле. И не знаешь, кому верить, кому нет – ответил дядя и замолк. – Да разве я знаю, кто они на самом деле? – добавил он.
- Они говорили по-польски – робко заметила тетя.
- Сегодня много людей говорит и по-польски, и по-русски – угрюмо закончил дядя и оперся о стол.
Некоторое время они молчали. Им казалось, что кто-то крадется во дворе. Они насторожились.
Минуту позже раздался громкий стук в дверь, но прежде чем дядя успел встать, дверь вместе с коробкой рухнула. В дверном проеме стояли все те же молодые люди в кожаных куртках, которые провели ночь у дяди, а за ними несколько толстых здоровяков с бычьей шеей и зловеще сверкающими глазами, с топорами и вилами в руках.
- Здравствуйте – с ядовитой любезностью поздоровался один из них.
Дядя остолбенел, тетя тряслась как в лихорадке.
- Ну, господин Вильчинский – певуче и весело сказал другой в кожаной куртке. – Извините, что дверь сама выпала, но у вас какие-то слабые петли – иронизировал он. И указал трем извергам с лицами трупов на шкаф, как бы он давно уже знал, где укрытие. Вдобавок, он знал фамилию дяди.
Те набросились на шкаф. Когда они повалили его на пол, открылся вход в пустую каморку.
- А это что? – брюзгливо спросил самый низкий из них. – Третья комната? А вы, господин Вильчинский, говорили – продолжал ядовито – что у вас только две, не так ли?
Тетя отступила и прислонилась к печи.
- Спокойно, Петро, спокойно – сдерживал его тот старший. – Это пани и по пански поговорим. – Он подошел к тете, скаля зубы, а потом к дяде и засмеялся. – Не правда ли, господин Вильчинский, что с вами, полячками, надо по пански? – продолжал он издеваться.
Дядя молчал с окаменелым лицом.
- Вы что-то неразговорчивые. – Он кружил вокруг стола. Другой, низший, приглядывался каморке, где еще несколько дней назад прятались Леа и дети. Дядя благодарил в душе, что их переселил.
Низший засмеялся саркастически.
- Ох, как хитро. Будто шкаф, а на самом деле укрытие.
Он наклонился над дядей и зловеще спросил:
- Ну, где жидки?
- Какие жидки? Вы же видите, что никого здесь нет. А когда-то это была комната ребенка, но когда сын вырос, мы ее закрыли, зачем же нам пустое помещение – объяснял дядя.
- Ага! Комната ребенка? Ну ладно! – иронизировал высший.
- Да, там ребенок играл – подтвердил дядя.
- Ну и где сейчас ребенок? – спросил низший. Оба ходили вокруг дяди, останавливались и кружили дальше.
- В Станиславе, на службе – ответил дядя.
- Ах, на службе у других ясновельможных панов – смеялся высокий.
- Хватит! – рыкнул вдруг низший. – Где жидки, которых вы прятали за шкафом?
- Стефан – охнул скорбным, обессиленным голосом высший. – Не кричи на панов, с ними надо как с яйцом, вежливо, кротко.
Задвигав челюстью, он замолчал на минуту. Высокий обратился к дяде:
- Ну и как, господин Вильчинский, вы нам скажете или друг должен вами заняться? – И указал на низкого, коренастого.
- Но что вам сказать?
- Ну, где сейчас жидки?
Дядя молчал.
- Ага, пан не хочет выдать тайну – меланхолически сказал высокий и подмигнул низкому. – Приложите, ребята, пани топор к шее, может, господин Вильчинский вспомнит, что он сделал с жидами.
Небритый тип подошел к тете и приложил ей топор к шее. Тетя была как тень – тонкая, плоская, с побледневшим лицом.
Дядя онемел, не мог сказать ни слова.
- Значит, что пан Вильчинский хочет, чтобы с паней Вильчинской немножко поиграть по пански! – Высокий засмеялся ядовито. – Начнем с ладони – приказал он бандитам.
Те взяли тетю за руки и прижали к столу, а руки положили на плите, поддерживая с обеих сторон.
Едва дядя повернул голову, как один из извергов поднял топор и молниеносно ударил – ладонь отскочила, как живая в сторону, и свалилась на пол.
Дядя закричал:
- Нет! Я скажу! Не делайте этого!
- Ага – низкий засмеялся – помогает.
Тетя взвыла от боли. Кровь хлестнула на лица убийцей; они, матерясь, вытирали себе рукавами лбы.
- Сбежали, сбежали – хрипел дядя. – Евреи сбежали в лес! – кричал, тряся, и не спускал глаз с тети, все еще прижатой к столу и плачущей, бандиты все еще держали ее за руки и не отпускали. Он не мог двинуться, какая-то могучая сила, словно пригвоздила его к полу. Он стоял, опираясь о стену, и чувствовал воющие внутри волки.
- Ах, так – противно запищал высокий. – Жидки сбежали? – И засмеялся зловещим, скверным смехом.
Кровь из отрубленной руки стекала тонкой струей на пол, где возникла уже лужа, а тетя плакала все тише и тише. И тогда высокий подмигнул, а второй бандит отсек топором вторую ладонь, которая отскочила так же, как первая. Они делали это так профессионально и спокойно, как бы предоставляли (оказывали) инструктаж.
Дядя заревел:
- Нет! Они в …- застонал и замолчал, видя, что тетя опускается на пол, тихая и желтая. Рванулся он к ней, но его остановили.
Большая лужа крови растекалась пазами по полу все шире и шире.
- Они в … - Низкий надулся и посмотрел с кислой улыбкой на дядю.
Дядя повесил голову.
- Держи его – пробормотал высокий к товарищу. – А вы в сарай! – велел он остальным бандитам.
Они не убили дядю сразу. Они хотели, чтобы он видел, что они будут делать.
Трое мужчин с дикими лицами приблизилось к сараю. За ними медленно шел тот высокий – элегантный, белый и чистый, в кожаной куртке, смотрел вокруг, оглядывая дом. Те взяли вилы, вбивая их в солому с такой силой, что казалось, что они пробьют сквозь сусек. Дошедши до укрытия, они остановились, а высокий в кожаной куртке пробормотал:
- Подожгите. Прогоним их как крыс.
Они отступили. Когда огонь пыхнул, все уже стояли во дворе и ждали напротив открытых дверей. Пламя охватили уже пол сарая, когда вдруг выпали из темного дыма три горящие как факел человека. Бросившись на землю, они начали в ней валяться, стонали и махали руками, бия ними о мураву. Потушив наконец огонь, они медленно подняли вверх головы.
- Держите их! – разрешил самый высокий и трое бандитов бросилось на лежащих.
За секунду они нашлись дома, где без движения лежала тетя, а дядя сидел на скамейке под прицеленным в его голову револьвером.
Кровь уже не истекала из ран тетеньки, лежащей тихо, с раскинутыми руками, как бы она кого-то обнимала.
- И что, господин Вильчинский, вы не скрываете жидов? – противно сказал высокий в куртке. – Сейчас вы увидите, что мы делаем с жидками. – Устремляя иронический взгляд в дядю, он обратился к Лее: - Не стыдно ли вам так прятаться от нас?
Красивая Леа, обожженная со сгоревшими волосами, выглядела как призрак, вынырнувший из темноты. Не лучше выглядели Эммануэль и Стела, у которой
на темном лице сверкали только зеленые глаза. Они были перепуганы, съежены; тихонько стонали, ища укрытия у матери.
- И с тобою, дытынко, побавиться потрибно. Большие жидки любят забаву. – Иронизировал он, хмуря брови. – Почнем вид нього – указал он на мальчика.
Леа обняла Эммануэля за шею и не пускала его. Стела прильнула к телу матери и плакала. Леа обняла обоих и крепко сжала.
Тип с тупым выражением лица вырвал из ее рук Эммануэля.
- Язык! – приказал самый низкий из них.
Два изверга держали мальчика, а третий, добыв длинный, острый нож пырнул его в язык, а потом резал и язык вылетел изо рта. Дядя схватился за голову.
Леа держала в объятиях Стелу, которая, вбив голову в грудь матери, не видела, что произошло с братом.
Мальчик взвыл от боли и рванулся, но они держали его крепко за шею и плечи.
Леа бросилась к сыну, но бандиты взяли ее за руки и приложили нож к горлу. Мальчик корчился от боли, стонал, наконец, начал тихо всхлипывать, ища глазами матери.
- Теперь вуха – приказал тот низкий.
И они мгновенно отсекли ему уши.
- А теперь очи – был отдан следующий приказ.
И они мгновенно ослепили мальчика. Высокий мужчина посмотрел на дядю, который закрыл глаза и заревел:
- Смотри!
Дядя открыл глаза. Он был смертельно бледным. Ему дрожали губы.
- С вами мы тоже так рассчитаемся – сказал низкий палач.
Он подошел к Лее. Он немножко подождал, чтобы женщина пришла в себя, а затем велел перерезать Эммануэлю горло. Мальчик упал замертво.
Дальше они положили на полу Леу и приказали Стеле смотреть на то, что они будут делать с ее матерью. Привязав ноги девушки к скамье, они обмотали ее веревкой, чтобы она не смогла оторваться. Хотя девушка плакала и протягивала связанные руки к матери, они приступили к Лее, будто вокруг никого не было. Стискивая зубы, дядя ежился под направленным в него пистолетом. Палачи обнажили опаленное тело Леи, и по очереди трое из них изнасиловало ее, сопя и кряхтя, а затем они сходили с ней, и не торопясь, застегивались. Два типа в кожаных куртках хладнокровно присматривалось зрелищу, покачивая с уважением головами.
Леа постанывала, из ее глаз, капая на пол, текли большие, стеклянные слезы.
Маленькая Стела плача, пискливым, детским голосом кричала:
- Mame, mame, ich hob mojre, ich hob mojre!
Девушка вдруг начала икать, что не понравилось одному из бандитов, он подошел к ней и ударил ее в живот; она замолчала, корчась от боли, а потом разразилась громким, скулящим плачем.
- Стефан, не спеши – сказал тот выше. Он взглянул на дядю и ядовито спросил: - Не правда ли, господин Вильчинский, что эти вещи следует делать спокойно, по пански?
Он захохотал, демонстрируя свои белые как снег зубы.
Низкий мужчина приказал поднять Леу и обнаженную положить на столе, чтобы Стела лучше ее видела.
Один из мужчин следил за тем, чтобы девушка смотрела на мать. Двое остальных, издеваясь, приставало к Лее с ножом к горлу и покатывалось со смеху, затем подсовывало острый конец ножа к глазу и заставляло ее умолять о жизни, а она бормотала еврейские непонятные слова, протягивая руки к дочке. Один из них добыл длинный, острый гвоздь и вбил его топором в протянутую руку к Стеле. Ребенок заплакал еще громче:
- Mame, mame, ich hob mojre, ich hob mojre!
Стела задыхалась от слез. Голова Леи опустилась на стол, а палач вбил в ее другую ладонь большой гвоздь. Леа подскочила от боли, протянула шею к дочке и заскулила как собака:
- Стела, Стела, доченька, доченька – но ее голос превратился в лепет и писк, а тот толстый с жирной шеей дернул ее за остатки волос и поднял кверху голову, подставляя лезвие ножа под горло. Но мужчина повыше поднял палец и буркнул:
- Не спеши, Мыкола, ще подывымося.
Он опять посмотрел на посинелого дядю, который казалось, что задыхается.
Крепыш отодвинул нож, но все еще держа Леу за волосы. Тогда высокий мужчина сказал:
- Хруды ножом!
Тот прыснул со смеху, подлого и противного и, взяв волосатой лапой обнаженную грудь Леи, пырнул ножом, рванул рукой, и грудь отпала на стол.
Ребенок скулил как щенок.
Два бандита оскаливались. Тот другой в кожаной куртке подошел к Лее и сказал:
- Ну, шо, дытынко, втикати треба. – Он кивнул к волосатым верзилам, а те взяли пилу и пригвожденную к столу Леу начали пилить пополам.
Дядю начало рвать. Высокий в куртке прошипел:
- Польский пан, а свинья!
Он приказал отрубить дядину голову. Один удар топором и голова дяди отскочила от корпуса и покатилась по полу, останавливая у ног тети.
Леа приподнялась на секунду, в судорожном движении согнула ноги и резко их распрямила. Тогда подбежал тот третий, который следил за Стелой, схватил ее за ноги и придержал. Маленькой Стеле голова опустилась на грудь, как бы не смогла справиться с этой картиной, которую увидела. Минуту позже все уже было кончено. Леа, разрезанная на две части, лежала среди вони распоротых кишок, но палачам это не мешало.
Ребенок только тихонько хныкал.
Мужчина повыше саркастически засмеялся и велел дать ей поесть что-нибудь, так как наверно она проголодалась. Те рыкнули грубым смехом. Они должны были знать, в чем дело, потому что тип со шрамом на лбе, который до тех пор ни разу не заговорил, взял отрубленную грудь и дал Стеле со словами:
- Ты голодне, дитятко, треба тобi йисти дати.
Стела закрыла глаза, но бандит впихнул в ее глазницу два пальца и закричал:
- Бери!
Затем он сунул в руку ребенка грудь матери.
Остальные в молчании смотрели, как ребенок с опущенной головой, беспомощный, держит в руке истекающий кровью лоскут.
- Дытынко, треба тобi йисти! – кротко, ласково сказал тот повыше в кожаной куртке.
- Едз! – поторопил по-польски другой мужчина.
Стела подняла взгляд и смотрела на них с открытым ртом, молча, как бы их не видя.
- Ну, едз – повторил тот ниже.
Стела приподняла с мертвенным выражением лица грудь матери к устам.
Типы прыснули со смеху.
- Гарна, дивчiна, гарна – похвалили они. Найденным полотенцем они вытерли испачканные кровью руки и посмотрели на мужчин в кожаных куртках.
- Йдему – сказал высокий, и когда казалось, что они, наконец покинут дом, один из них подошел к Стеле и одним ударом топора отрубил ей голову. Потом они подожгли дом и ушли.
Они уже исчезли в лесу, когда из темного дыма выползла вся в крови тетя Катя.
Дедушка Игнатий вдруг замолчал.
Воцарилась мертвая тишина. Казалось, что вместе с рассказом дедушки было все меньше и меньше, он стал слабее, как бы уменьшился, а когда он закончил рассказ, мне пришлось солидно подняться, чтобы увидеть его маленький, сгорбленный и склонившийся направо силуэт. Он сильно наклонился, почти прикасаясь к полу. И все еще уменьшался. Отец и мать не произнесли ни одного слова.
Я тоже был все меньше и меньше, и окружила меня белая пыль и я исчез с лица земли.
***
ПРАВДА О ПЕРЕОДЕТЫХ БАНДЕРОВЦАХ
Согласно официальной версии современных бандеровцев, весь террор на територии Западной Украины, и сопридельных с ней государств, где бандитствовала так называемая Украинская Повстанческая армия (УПА), проводили органы государственной безопасности СССР. Дескать, НКВДэшники, надев "форму" УПА, зверствовали, пытаясь посеять среди мирного населения этих регионов недоверие и ненависть к этой "армии". Ответ по этому очень не простому вопросу уже дал Олег Россов: «Миф о «переодетых энкавэдэшниках»: спецгруппы НКВД в борьбе с бандформированиями в Западной Украине» (http://militera.lib.ru/research/pyhalov_dukov/04.html). Я же, в свою очередь, хочу остановиться на том, о чем реабилитаторы бандеровских заплечных дел мастеров сами забывают или стараются не говорить - о использовании бандами УПА формы солдат и офицеров Красной Армии, пограничников, органов государственной безопасности, милиции, а также их действиям под видом советских партизан.
Я уже давно собирал у себя такой материал. Это фотографии, архивные документы, исследования историков. А недавно мне на глаза попались два больших каталога с фотографиями бандеровцев. Я их просмотрел, и обнаружил несколько сотен фотографий, где эти сволочи позируют в советской форме, и с советским оружием. Оказалось, что использование ее было не единичным, а массовым, типичным, что, кстати, подтверждается не только собранными мною фотографиями, но и архивными документами. В дело шло все: форма, награды, документы, оружие. Очень много фотографий, где бандиты используют отдельные элементы формы: фуражки (даже летного состава Красной Армии), звездочки (причем фотографировались с ними с явным удовольствием), гимнастерки, офицерские погоны, ремни со звездами. При этом хочу заметить, что бандеровцев в немецкой форме у меня вообще всего несколько фотографий.
Теперь я решил, что пришло время опубликовать часть собранного мною, чтобы, при случае, ткнуть в морду бандеровской сволочи эти фото и документы.
Легендированная под МГБ боёвка СБ ОУН "Довбуша"
Зліва до права: стр. ''Тигр'', стр. ''Лис'', рой. ''Довбуш'', рой. ''Хитрий'', стр. ''Воробець'', стр. ''Щиглик''. Сидять: невід., стр. ''Білий'', невід. 13 липня 1947 р.
В центрі Сов`як Петро Миколайович ("Промінь") - кущовий провідник СБ
Главнокомандующему УПА и одновременно гауптману (капитану) немецкой армии Роману Шухевичу, конечно, больше был по душе немецкий мундир (это фото у меня имеется и оно широко известно), но, он был вынужден отказаться от него. При этом, замечу вам, гимнастерку и офицерский ремень со звездой он надел и не побрезговал. Мне интересно, с убитого он это снял или с пленного?
Роман Шухевич, Осип Дяків - Горновий
Когда я нашел это фото, под ним стоял оставленный одним свидомым идиотом вопрос о том, что дескать ремень со звездой у Шухевича - это провокация. Нет, дорогой идиот, это правда. Самая настоящая!
А теперь читайте вот это:
«Форма одежды.
Каждая регулярная армия имеет свою униформу, соответствующую точно определенным образцам. В Украинской повстанческой армии единой формы одежды не было, а все попытки ввести ее (на польской, немецкой или советской основе) результата не принесли. Поэтому одежда украинских повстанцев представляла смесь предметов военного и гражданского происхождения. На начальных этапах партизанской борьбы преобладала гражданская одежда. Позже, когда все необходимое «приобреталось» у противника, встречались отделы, полностью обмундированные в немецкую, венгерскую или советскую униформу. Это не раз становилось причиной несчастных случаев и ложных тревог.
Например, четовой Морской из старшинской школы «Олени», будучи в карауле, застрелил связного Стального, возвращавшегося из дозора. Стальной был в одежде бойца НКВД, и четовому показалось, что это враг.
Летом 1945 г. к селу Баня Березов подошел партизанский отдел. Все повстанцы были в советских мундирах. В селе началась паника, в результате которой его срочно покинули командир участка «Гуцульщина», начальник штаба «Говерлы» и территориальный референт Коломыйщины со своими отрядами. Лишь позже выяснилось, что это был отдел УПА.
В январе 1946 г. комендант боевки СБ Друг, сам того не желая, стал причиной ложной тревоги, объявленной в повстанческом отделе «Заграва». Друг со своей боевкой (все одетые в советское обмундирование) и с двумя собаками проходили вблизи лагеря отдела. Дозор объявил тревогу: в лагере подумали, что это большевистская облава и чуть не начали бой.
Ткаченко, Сергей Н
http://militera.lib.ru/science/tkachenko_sn/01.html
|