За ней мы забрались на окраину Анюйска. «А сейчас мы попадем в удивительное место, где я покажу вам совершенно необычную вещь», — говорит основатель московского музея-театра «Ледниковый период» Федор Шидловский. Чтобы передать эмоции этого палеонтолога-самоучки, после каждого слова следовало бы ставить восклицательный знак. Стекла его очков блестят в лучах не желающего заходить колымского солнца, Шидловский бурно жестикулирует, и понять его можно: за двойными дверями бревенчатого ледника среди сияющих на стенах и потолке кристаллов льда покоится целый бизон, которому не меньше 10 тысяч лет!

Внутри ни сапоги, ни ботинки с двойными шерстяными носками не спасают — жутким холодом тянет от ледяного пола. Но мы перестаем замечать все неудобства, едва оказавшись на пороге «хрустального саркофага». Пахнет совсем не мертвечиной, а вполне обитаемым хлевом! Бизон лежит на левом боку, поджав под себя ноги и повернув к нам голову. Если бы не отсутствие шерсти, никто бы не сказал, что это древнее животное, а не Машка или Борька с соседней фермы. Лишь крутой горб, чуть укороченная морда и клочки густой курчавой шерсти выдают представителя бизоньего племени. Даже вблизи иллюзия жизни, не желающей поддаваться распаду, не рассеивается: глаза, прикрытые густыми длинными ресницами; замшевый нос с большими ноздрями, словно расширенными на вдохе; нежные коровьи губы; гладкие, будто отполированные рога.

Мы надеваем белые перчатки и впятером с трудом переворачиваем тушу. Здесь нас ожидает первое открытие: бизон, в котором ведущий в мире специалист по фотографии распознал самку, оказывается настоящим быком!

Дважды спасенный. Никакой сенсации не случилось бы, если бы жители чукотского Анюйска и расположенного неподалеку якутского Черского не увлеклись поиском ископаемых костей. (Ежегодно скелетные остатки вытаивают из многолетнемерзлых отложений и, если их не собирать, либо рассохнутся в щепу, либо будут унесены паводком.) Летом 2009 года, когда глава кочевой родовой общины «Албай» Александр Ватагин спускался на моторке по Малому Анюю, его внимание привлекли свежий обрыв и темная груда на бечевнике под ним — явно животное.

«Сначала мне подумалось, что это медведь или лось, утонувший или убитый браконьерами, но все же решил осмотреть тушу, — рассказывает первооткрыватель, пока мы лакомимся на борту катера малосольной рыбой, выловленной его бригадой. — Выпрыгнул на песок и понял: бизон, да еще целый. Местный госинспектор Лев Месхи подтвердил, что зверь — ископаемый. Набросили на быка веревки и вытянули на коренной берег. Положили тушу в ящик, погрузили в выбитую яму и прикрыли ветками. В холоде она немало лет могла пролежать». Так редчайшая находка в первый раз была спасена для науки.

Еще день-два — и совсем не маленький Малый Анюй унес бы бизона в Колыму. А ведь Ватагина, уже было ушедшего на пенсию, вернул на работу и назначил председателем сельхозкооператива юкагирской общины министр сельского хозяйства всего за год до этого события. Юкагир номер 456, как назвал Ватагина сход шаманов, не раз имел дело с крупным зверьем: живых медведей в якутский зоопарк доставлял. Опыт его очень пригодился.

Однако ни в 2009, ни в 2010 году средств на вывоз огромной туши у музея не нашлось. Экспедиция с участием профессиональных геологов, геоморфологов и палеонтологов состоялась лишь в конце июля этого года. И очень вовремя. «Первого июля коренной берег начал стремительно рушиться, — рассказывает Шидловский. — У самой ямы с бизоном прошла глубокая трещина, и гигантский блок, под которым был найден бизон, откололся и просел. Пришлось срочно забирать бесценную находку в Анюйск». Так редкого быка спасли во второй раз.

Осмотр на месте. Наш лагерь стоит на галечной косе, намытой рекой как раз напротив 25-метрового обрыва (он же геологический разрез), где была найдена мумия. Рядом места для палаток нет: берег продолжает осыпаться. Сам разрез похож на ущелье: справа, если стоять лицом по течению, — бизоний блок. Он сильно накренился, а лиственницы повисли словно зеленые сосульки, и одна за другой с шумом пикируют в стремнину. Слева — коренной берег, искрящийся ледовыми жилами и стекающий грязевыми потоками…

Начинается дождь, и обрушение склона усиливается: падают подтаявшие козырьки с деревьями, оплывает обрыв. Жалко разрез, будто специально созданный для изучения древних отложений: так от него скоро ничего не останется. Рассматривая стенку, не замечаю няши — разжиженной глины, уже наполнившей выемку между склонами, и проваливаюсь по самые края болотных сапог… Вылезаю сам, вытягиваю сапоги. А будь на моем месте тяжелый бизон?

Ему ведь в подобных условиях и приходилось жить. Из обрыва торчат стволики ископаемых лиственниц — таких же, как нынешние. «Бугристая поверхность слоев и тонкая размерность илистых частиц указывают на пойменные условия, так же как и прослои торфа», — говорит сотрудник Геологического института РАН Павел Никольский. И сейчас здесь пойма крупной реки. Есть, впрочем, и отличия, на которые обращает внимание Павел: попадаются довольно толстые стволики берез (теперь здесь только тонкая кустарниковая береза растет). Глины накапливались во время похолоданий, торф — при потеплениях, когда растительность становилась обильной. В самом верхнем торфянике, осложненном глубокими карманами, и покоился бизон. Сгинул ли он в одном из карманов, спасаясь от хищников (почти полный скелет пещерного льва обнаружен неподалеку) или убегая от назойливого гнуса, что нередко случается с современными копытными?

На этот вопрос еще предстоит ответить. Пока же ясно, что умер бизон не своей смертью.

В противном случае землеройки и личинки слепней за считанные дни уничтожили бы тушу, а косточки рассеяло бы паводком. Мы же видим, что серо-голубая бездонная жижа обволокла его тело и сохранила от хищников и падальщиков, а глубокое охлаждение воспрепятствовало разложению. Синяя корка вивианита указывает еще на один важный фактор: этот минерал, окрасивший и Голубого Красавца, образуется в отсутствие доступа кислорода. Иначе бы мягкие ткани окислились — сгнили.

Дальше предстоят лабораторные исследования. Мы еще очень мало знаем о бизонах и других животных мамонтовой фауны: по-прежнему неизвестно, в каких условиях они существовали, отчего вымерли. А ведь от понимания причин и следствий былых планетарных событий зависят прогнозы будущего Земли. Пока же мы больше живем не наукой, а мифами. Об этом мы и спорим по дороге домой, занявшей четверо суток. А в своей аляскинской глубинке профессор рассматривает фотографии чукотского бизона и улыбается: «Вам повезло больше, чем мне!».

Древняя Берингия и места находок мумий бизонов