Тем, что вы видите сейчас — Париж обязан именно ему, имевшему странную, но логичную слабость к четким прямым линиям и широким проспектам. За время своей деятельности с 1853 по 1870 годы, он снес пол-Парижа, отстроил 135 км улиц и бульваров, соединив магистралями юг и север, восток и запад, и установив четкие границы города, которые не изменились до сих пор. Да, Париж, в отличие от остальных столичных городов, не увеличился с тех лет ни на метр и превратился из «вонючей клоаки», как назвал его Наполеон III, во вполне пригодное для существования место. Но помимо того, чтобы сделать Париж удобным и чистым, Осман преследовал и еще одну цель — облегчить возможность подавления очередной революции: в ключевых точках города расположились казармы, а широкие бульвары, призванные облегчить продвижение кавалерии и артиллерийских расчетов, имели боковые въезды, по которым военные могли обойти любую баррикаду, которую задумали бы возвести в очередной раз чем-то недовольные жители.

Все изменения, происходившие с Парижем, аккуратно фиксировал на пленку фотограф Шарль-Франсуа Боссю, поменявший свою неудачную фамилию (Bossu по-французски значит «горбун») на почти англозвучащую Марвиль. Снимая исчезающий город с его узкими улочками и уютными, но сильно покосившимися домиками, Марвиль довольно быстро стал официальным государственным фотографом, которому выпала ответственная миссия — донести до остального мира инновационный пример удивительно быстрого градостроительства.

Прежде вся торговля в городе была сконцентрирована по берегам Сены – строительство бульваров, опоясавших город, перенесло коммерческие предприятия в центр Парижа и позволила построить то, что сейчас называют Grand Magasins — Большие магазины, практически универмаги: Printemps и Gallery Lafayette.

Например, немного «подправленный» пассаж Clos-Bruneau, оказался спрятан за большими «османовскими» домами — теми самыми, ставшими визитной карточкой Парижа — семиэтажными желтовато-серыми зданиями со знаменитыми мансардами, и теперь туда можно попасть только с несуществовавшей в то время Школьной улицы — Rue des Ecoles.

Осман осветил город 20 000 газовыми лампами, сделав даже самые темные его уголки не такими жуткими, какими они были во времена «Отверженных» Виктора Гюго.

Мусорные ящики появились уже после Османа, благодаря следующему префекту, Эжену Рене Пубелю (кстати, имя его стало нарицательным, и теперь мусорки по-французски называются именно poubelle — «пубелями»), но попытку заставить граждан не мочиться на стены домов в любых удобных местах, где прихватит, предпринял именно Осман, построив множество общественных туалетов. Может, и не привычного вида, но все же.

Но, несмотря на все инновации великого барона, остались в Париже уголки, которые почти ничуть не изменились с течением веков. Как, например, rue des Saules на Монмартре.

Между небесами и преисподней. Два кабаре прошлого века

Монмартр рубежа XIX и XX веков был настоящим средоточием жизни. Мода на необычные развлечения, а особенно, увеселительные заведения, побудила некоего Антонена открыть в 1896 году на бульваре Клиши 53 два кабаре-близнеца, но с принципиально разным подходом к обслуживанию клиентов. Одно называлось Ciel (Небо), второе l’Enfer (Ад) и они, не побоимся этого слова), стали первыми в мире тематическими ресторанами.

В 19 веке все инфернальное будоражило умы и привлекало толпы. Скажем, тот же довольно кровавый театр Grand-Guignol, где разыгрывались сцены убийств и прочие ужасы. Да, тогда хорроров еще не снимали, а пощекотать себе нервы люди уже хотели. Не удивительно, что из двух заведений огромной популярностью пользовалось именно это, вход в которое представлял из себя голову демона с выпученными глазами и разверстой пастью.

Эффект усиливал швейцар, одетый дьяволом и приветствующий гостей фразой: «Входите и будьте прокляты». Официанты в костюмах бесов шныряли между столами, а с кухни иногда доносилось зычное «Три кипящих кофе со щепоткой серы на столик 666». На самом деле, конечно, фирменным напитком здесь был кофе с коньяком, подававшийся с неизменным предупреждением, что «это дьявольское пойло закалит ваши желудки и подготовит их расплавленной адской сере, которая после смерти польется в ваши глотки».
Интерьер заведения, кажется привиделся архитектору после прочтения Данте — низкий грот с черными стенами, в которых застыли мучимые души грешников.

Счастье знакомства с подземным миром обходилось желающим в 1 франк 25 сантимов. Плюс за каждый напиток просили по 50 сантимов. Не так уж и много, чтобы развлечься, а заодно посмотреть представления, вроде «дьявольских аттракционов с истязаниями и поджариванием грешников на огне».

Для тех, кто регулярно посещал по воскресеньям церковь и был благочестив, Антонен открыл другое кабаре. Здесь все было абсолютно иным — высокие готические своды, церковные хоралы и официантки-херувимы в кипельно-белых туниках с крыльями и венками из роз на головах. На дверях, само собой, стоял Святой Петр, приветливо распахивающий дверь перед посетителями со словами: «Входите, грешники, устраивайте свои августейшие задницы на божественные табуреты» (что согласитесь, забавнее, чем: «Вам столик на одного или вы кого-то ждете?»).

За тот же франк с четвертинкой, вам показывали совершенно другое представление – с херувимами-акробатами, парящими в «облаках» и играющими на мандолинах. В качестве «божественного нектара» подавали пиво с вишневым сиропом, потолок освещали «звезды», ангелы щедро брызгали гостей святой водой, а когда посетитель покидал «Небеса», Святой Петр с сожалением прощался с «неисправившимся грешником».

К сожалению, в 1950 году оба кабаре закрыли свои двери, а вместо них открылся безликий и бессмысленный Monoprix. Не зря парижане до сих пор шутят, что Монопри — это ад, хуже которого невозможно себе представить.

Призраки Парижа. Красный человек из Тюлирьи

Под старость, когда Екатерина чуть успокоилась, то отстроила замок Тюильри, чтобы быть поближе к своим венценосным сыновьям, аккурат на месте старых скотобоен, где работал Жан. Но тут Екатерину начали мучить старые грехи, и она приказала шевалье де Невиллю «избавиться» от Жана, что тот незамедлительно и сделал, заколов того шпагой прямо возле новопостроенного дворца, в саду, носящем одноименное название. Умирая Жан крикнул: «Будьте прокляты вы и ваши хозяева. Я еще вернусь!» Невилль присыпал тело листьями и уже поспешил во дворец, как почувствовал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел окровавленного Жана. Решив, что не до конца справился с задачей, Невилль, выхватив шпагу, сделал выпад, но орудие проткнуло лишь воздух. «Нервишки шалят» – подумал Невилль, но все же вернулся к месту убийства, чтобы убедиться, что труп на месте. Но трупа, понятное дело, по какой-то причине уже не было.

В ужасе Невилль, истребовав срочную аудиенцию у Екатерины Медичи, рассказал ей подробно страшную историю с исчезнувшим мертвецом и проклятиями. Королева-мать посмеялась. Смеялась она еще несколько дней, пока ее любимый астролог Козимо Руджиери не заявил, что «видел призрака в красном, и тот сказал, что Медичи покинет Тюильри и умрет возле Сен-Жермена, а величественный дворец сгинет в огне». Очень суеверная Екатерина не на шутку испугалась, и решила вообще не посещать никаких мест, связанных с именем Святого Жермена, в том числе и церковь Сен-Жермен-л’Аксеруа, и свой летний замок в Сен-Жермен-ан-Лэ. Умерла Екатерина в Блуа, но вот ирония судьбы – соборовал ее молодой священник по имени Лоран… де Сен-Жермен.
Далее красного человека по очереди видели почти все короли и королевы Франции, и через несколько дней отходили в мир иной. Видел его и Людовик XIV, и даже кардинал Мазарини за день до смерти. И не только в саду. Однажды, незадолго до казни, проснувшаяся ночью Мария-Антуанетта обнаружила Жана Шкуросдирателя, безмолвно стоящего у ее постели.

Являлся он и Наполеону Бонапарту, причем не раз. И не просто являлся, а давал тому советы. Чем так понравился кровавому призраку «маленький капрал» – неизвестно. Жан, вообще, кажется, имел слабость к Бонапартам. Во время очередного переворота он показался императрице Евгении, и вывел ее из дворца как раз перед тем, как тот (ровно по предсказанному) полыхнул и сгорел. Коммунары-поджигатели клялись и божились, что своими глазами видели, что когда обрушилась крыша главного павильона, в огне стоял кровавый призрак. Говорят, это было последнее появление красного человека. Он добился своего – монархия была свергнута, и он не был больше связан своим же собственным проклятием. Однако, есть свидетели, видевшие его и потом, прогуливающимся по садам Тюильри.